— А куда уезжаете? — спросил у меня декан, когда я в руках держала заветный диплом об окончании университета.
— В Чериковский район. Могилевская область, — без тени сожаления о сделанном выборе ответила я.
— Не очень хорошее место. Вы ведь знаете, что район пострадал от чернобыльской аварии?
На тот момент для меня это было не столь важно:
— Ну и что? Ведь и там люди живут.
я тогда еще не до конца понимала, что для здешних жителей (пусть и не всех) есть две трагические даты в календаре и в жизни. Одна, как и для всех белорусов, — 22 июня 1941 года. Вторая стала роковой 35 лет назад — 26 апреля 1986 года.
Мой последний разговор с деканом состоялся 12 лет назад. Столько же я живу на Чериковщине, но только совсем недавно мне выдалась возможность побывать в тех местах, которые называют зоной отчуждения и отселения и по-настоящему ощутить боль земли и людей, которые здесь когда-то жили.

Уникальная в своем роде

— Спустя время, а 35 лет — это хоть и небольшой, но уже приличный срок, слова «зона, территория отселения, чернобыльская авария» прочно вошли в обиход местных жителей, — говорит главный специалист Администрации зон отчуждения и отселения Сергей Никончик, который согласился провести для корреспондента «ВЧ» экскурсию по территориям, куда обычным гражданам вход категорически запрещен. — Но даже у меня, некоренного чериковлянина, если честно, сердце кровью обливается, когда вспоминаю, какими эти места были раньше. Бакуновичи, Монастырек, Ушаки…. Здесь жизнь кипела.
Слушаю своего экскурсовода и смотрю по сторонам ушаковской дороги, по которой мы едем на «вездеходе» российского производства — Ниве с надписью «Госнадзор», и понимаю, что эта когда-то популярная у жителей отселенных деревень проселочная дорога теперь ничем не отличается от обычной лесной. Кругом — тоже сплошной лесной массив.
— Сейчас мы с вами заедем в Монастырек, вернее в те места, где он раньше располагался, — сворачивая в лесную чащу, говорит Сергей Эрнстович.
Признаюсь, об этой деревне я слышала больше, чем обо всех остальных, которые были отселены после взрыва. Точнее о том, что до сих пор память о родной деревне хранит ее уроженка Людмила Слепцова. О чем и рассказала своему спутнику.
— Да, Людмила Николаевна многое делает здесь, часто бывает, — поддерживает беседу он. — Вы сейчас увидите сами.
Проезжаем буквально пару метров и перед нами — крест, повязанный по старой традиции ручником, и несколько огромных валунов, которые символизируют начало деревни. Если бы их не было — догадаться, что здесь когда-то находилось одно из крупных поселений района, было бы просто невозможно. За 35 лет эти места изменились до неузнаваемости — все поросло густым хмызняком, подрос лес, которым через несколько лет после отселения была засажена большая территория деревень, сельскохозяйственные угодья колхозов, в которых работали сельчане.
— Мне импонирует рвение Людмилы Николаевны ухаживать за родными местами. Она единственная такая женщина в районе. Поэтому я выписываю ей пропуск на год, чтобы она в любое время могла беспрепятственно попасть на родину, — говорит Сергей Никончик.
А еще, по словам моего экскурсовода, эта деревня была не до конца стерта с лица земли после отселения. А все потому, что на протяжении всех этих лет до недавнего времени здесь жила семья Киселевых. Последние старейшие жители деревни, к сожалению, умерли. Умер и сын, который жил с ними. Теперь все они покоятся на монастырьковском кладбище. Как раз к нему мы и подъезжаем.
Как выяснилось, места захоронения — это единственные места, которые в зонах отселения и отчуждения сохранили свой «первозданный» вид. Несмотря на годы, они единственные выглядят ухоженными и благоустроенными.
— Почему так? — предвосхищает мой интерес Сергей Эрнстович и продолжает. — В первую очередь — все дело в славянских традициях. Уход за местами захоронения наших предков — эта святая обязанность каждого человека. В силу того, что территории, подвергшиеся радиоактивному загрязнению, находятся под особой защитой и охраной, частично на нашу структуру — Администрацию зон отчуждения и отселения — созданную в 1992 году, среди прочих обязанностей возложены функции организации работы по поддержанию порядка в местах захоронения. В частности, уже который год мы отвечаем за реализацию части мероприятий Государственной программы по преодолению последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС на территориях района, где установлен контрольно-пропускной режим. В этом году действие этой программы продлено еще на пять лет — с 2021 по 2025 годы. Значительную часть работ в зоне по благоустройству гражданских кладбищ выполняют сотрудники РОЧС, потому что, как правило, выигрывают объявляемый на проведение работ тендер. На территории нашего района 14 кладбищ и 3 воинских захоронения расположены в зоне отчуждения и отселения. На каждом из них, согласно госпрограмме, за счет средств республиканского бюджета один раз в пять лет проводятся ремонтные работы. В этом году спасатели из разных райотделов области потрудились на кладбище в Бакуновичах и Малиновке-2, произвели ремонт на воинском захоронении в Веприне. До начала холодов предстоит навести порядок на кладбище отселенной деревни Чудяны и Чудянская Слобода.
— А здесь, в Монастырьке, кладбище когда ремонтировали? — спрашиваю я, отмечая для себя, что это место захоронения выглядит очень чистым и досмотренным.
— А вот как раз-таки действие госпрограммы на это кладбище не распространяется. И все потому, что, согласно карте загрязнения Чериковского района радионуклидами, оно расположено вне зоны отчуждения и отселения. На самой ее границе. Условно — эта чистая зона, — говорит специалист. — Поэтому оно одно такое в своем роде. Как и за другими гражданскими кладбищами в нашем районе, за ним закреплена организация. Весной и осенью порядок здесь наводят работники Чериковского РУЭС. Они молодцы. Никогда не возникает вопросов с окосом, уборкой, очисткой от поросли. Выписываю им пропуски, так как доехать до кладбища можно лишь через зону, и они добросовестно выполняют все работы.
Покидая во многом уникальную деревню Монастырек, направляемся дальше — в Ушаки.

Некоренной житель

— Сергей Эрнстович, вы сказали, что некоренной житель Чериковщины, откуда тогда знаете, как выглядели деревни Засожевья, которых сейчас нет?
— Я родом из Быховского района. А жена моя отсюда. Ее бабушка и дедушка по материнской линии жили в Пильне. Кстати, это единственная деревня, которая при выпадении радиоактивных частиц не подверглась такому сильному загрязнению, как близлежащие населенные пункты. Даже если смотреть на карту, среди ярко окрашенной территории малинового цвета мы увидим продолговатое пятно светло-розового цвета, что означает менее загрязненную территорию — это и будут земли пильняков. Так вот многое мне рассказывала жена. Да и я еще после переезда сюда в 1996 году застал период ликвидации, отселения людей. Тогда все было свежо.
А вообще вся трудовая деятельность нынешнего главного специалиста Администрации зон отселения и отчуждения связана со службой в МЧС. 14 лет из 20 были отданы Чериковскому районному отделу по чрезвычайным ситуациям. И сейчас, по сути, после выхода на заслуженный отдых по выслуге лет Сергей Эрнстович работает в этом ведомстве.

Роль лесхоза

По пути в Ушаки останавливаемся у воинского захоронения, которое расположено на небольшой возвышенности аккурат у дороги.
— За ним смотрят сотрудники лесхоза, — поясняет он. — Почти все земли, подвергшиеся загрязнению в итоге стали частью гослесфонда, то есть перешли в ведение лесхозов, за исключением дорог, которые ведут к гражданским кладбищам, так как они считаются дорогами местного значения и подпадают под зону ответственности ДРСУ №215, поэтому работники лесничеств очень многое делают для поддержания порядка на воинских захоронениях и гражданских кладбищах, расположенных в зоне. Как я уже говорил, ремонт их по госпрограмме предусмотрен один раз в пять лет. Но убирать, чистить, подкрашивать эти места необходимо ежегодно, а то и два раза в год. Поэтому огромную работу и помощь в этом оказывают работники леса. Их роль в наведении порядка на таких объектах преувеличить невозможно. Только на примере этого памятного места можно увидеть как качественно и с душой они работают.

Под охраной

Едем дальше. По дороге в Бакуновичи проезжаем через Ушаки. Значительная часть дороги здесь заасфальтирована, в том числе и мост, который стоит без перил. Асфальт — это, пожалуй, единственный признак того, что когда-то здесь была «цивилизация», а не непролазные заросли как сейчас. Признаюсь, на некоторое время становится жутковато от осознания того, что здесь в одночасье «умерла» вся огромная деревня…
— Отсутствие перил на мосту — это, наверное, след металлистов? — интересуюсь я.
— Да. Бывает и воруют. Особенно раньше желающих поживиться было много, — слышу в ответ. — В начале 2000-х, к примеру, в Бакуновичах срезали металлическое ограждение кладбища. А совсем недавно был случай: задержали двоих краснопольчан. Тоже искали в зоне металл. С сотрудниками отделения по охране территорий радиоактивного загрязнения Чериковского РОВД я провожу охранные рейды. Мы обязательно следим за тем, чтобы на территорию зоны не только не проникали посторонние лица, но и не было фактов неконтролируемого вывоза грузов, браконьерства, сбора «даров леса». Такое поведение опасно в первую очередь для здоровья, а потом уже для кошелька.
Об этом я постоянно напоминаю чериковлянам, в том числе и с помощью районной газеты.

Последняя точка маршрута и последний вопрос

Последней точкой нашей остановки стало кладбище в д. Бакуновичи, которое совсем маленькое по размеру. Конечно, возвышенностей здесь много, хоть и кресты отсутствуют, что может свидетельствовать о том, что номинальное количество захоронений может не совпадать с реальным. Но и здесь порядок — забор новенький, хоть и деревянный. По словам Сергея Никончика, спилены аварийные деревья, скошен борщевик Сосновского, которой произрастает прямо между могилами, и всякая мелкая поросль.
— Здесь трудились работники нашего РОЧС. Спил деревьев и уборка старого ограждения — их работа. Работали над установкой нового ограждения сотрудники Кличевского РОЧС, — поясняет он. — Вот так и получается, что, к сожалению, на сегодня самые «живые» места в зоне отчуждения и отселения — это кладбища. И это реальность. Ведь переселить мы их никуда не можем, а потому наша обязанность — следить за порядком на могилах предков. Именно поэтому, как вы уже наверное поняли, мы объединили свои усилия не только для охраны территории.
За все время моей экскурсии в зоне меня не покидала одна мысль, а точнее вопрос, который я задала по дороге домой:
— Скажите честно, а снижается ли уровень радиации в этих местах?
— Снижение, конечно же, есть. В зоне регулярно проводятся замеры на уровень радиации. Как я уже говорил, большая часть этих территорий находится в ведении лесхоза. Работники этого учреждения и следят за уровнем загрязненности территорий, — ответил мой собеседник. — Я знаю, что есть люди, которые мечтают о том, чтобы когда-нибудь эти земли возродились. Но в ближайшие несколько десятилетий серьезно об этом говорить не приходиться…
Но мечтать нужно, как и верить в лучшее. Ведь все невозможное возможно. Просто на невозможное требуется больше времени. Подождем.