Нелли Потаповна Зайченко:

– В 1941 мне было 10 лет. Когда началась война, я была в деревне у бабушки в Шкловском районе. Папа по инвалидности не был пригоден к мобилизации. Он пришел за мной в деревню.  Немцы заняли Могилев. Мы несколько раз подходили к городу, чтобы как-то пройти домой. Так получилось, что в войну мы остались в Могилеве.

Хоть я была еще небольшой по возрасту, но уже понимала, что мы для захватчиков никто. Во-первых, немцы сразу запретили закрывать дома. В любое время они могли в дом зайти как хозяева. К примеру, однажды один зашел, прошел в зал, снял со стены гитару и забрал себе. Другой забрал фигурку из стекла. Во-вторых, нам нужно было ходить по городу с документами – детям с метриками, взрослым с паспортами. Ходили эсессовцы по городу с такими бляхами на шее, и лучше было им на глаза не попадаться: мог сделать что угодно. А однажды я попала в облаву. Это было так: оцепили место, всех собрали, погрузили на машины и привезли в тюрьму. Людей поставили вдоль стен, «сортировали». Среди отобранных мужчин был мой учитель по математике. Я его узнала, но не подала виду. Что с кем произошло, я не знаю, но страшно было очень.

Был, конечно, и голод. Представьте: не работают магазины, чтобы купить продукты, денег тоже нет. Жить было не с чего. Нас спасал немного огород (мы жили в частном секторе). Появился в продаже хлеб, который мало был похож на наш сегодняшний, там были остатки различных круп, какая-то труха. Действовали базары, где мы поменяли на продукты все наши лучшие вещи. Кстати, немки, которые работали на телефонной станции, тоже ходили на рынок и совершенно бесплатно брали все, что им хотелось.

Потом нам дали маленькую козочку, которая подросла и давала молоко, по сути, нас это и спасало. Я ходила ее пасти в перелесок. Идешь, там труп лежит, там – просто жутко. Со мной вместе ходила пасти своих коз женщина или ее дети. Однажды дети домой не вернулись, прибежали только козы: как оказалось, они  взорвались на снарядах.

В 1943 году сильно бомбили. Наш дом стоял возле железнодорожной станции, нефтебазы и какого-то управления. Нам доставалось как в эпицентре. Прятаться приходилось. В 1944 году согнали немцы людей и погнали. Тетя моя была в их числе, как оказалось, людей догнали до польского города и заперли в каком-то лагере. А мы спрятались в окопе, выротом в огороде. Он был слегка замаскирован. Рядом стояло ведро с водой и я повесила на него в сетке книгу Серфимовича, которую пыталась все читать из укрытия. Была большая перестрелка. Мы сидим в окопе. Потом услышали русскую речь, видим из своего укрытия, что танки через наш огород направились на станцию, вот тогда мы ощутили облегчение и стали выходить из укрытия. День Победы мы встретили с большой радостью. В школе в актовом зале нас собрал директор и как активистке дал мне слово. Я только помню, что от радости я говорила речь и никак не могла ее закончить, так я прониклась этим событием.

Война, конечна, ничего хорошего не принесла. Живешь в постоянном страхе. Всякие немцы были. Моего дядю, командира партизанского отряда на Шкловщине, расстреляли и не позволяли его похоронить. Война — это бесчеловечно.

Записала Олеся Ппнимаева